[В музей]
сборник очерков о патриотах, судьбою связанных с посёлком Любохна Брянской области и её окрестностями. Книга издана в 1997 году
ПАМЯТЬ ИМЕЕТ ВЛАСТЬ
Осень. С молодых тополей облетает лист. На уютной скамейке, что стоит под тополем у дома, старик Федосеев читает газету.
- День добрый, Михаил Никитич. Что хорошего пишут в газете?
- Много хорошего, — отвечает он. — Дело доброе делают, к примеру, по печатают заметки «Никто не забыт, ничто не забыто...». Хотя и давно прошло то время, а о хороших людях надо вспоминать. И у нас в Любохне сколько их погибло. Поди, посчитай, — продолжает он.
- Да вот мало писано о них в газете. А надо бы. К примеру, Шадский — директор бывший. Хороший был человек, партийный, а война началась, не эвакуировался, остался здесь, отряд партизанский возглавил. Жаль, погиб рано, А надо о нём говорить, чтоб пример молодёжь брала, — Вы были в отряде?
- Да нег, я по заданию в то время был в самообороне.
- Так вы и не знаете, как погиб Шадский?
- Слыхал. Но об этом могут лучше рассказать те, кто с ним был в то время. К примеру, Королев, Ермаков, Шепырёв. Немного осталось в живых из его первоначального отряда.
...Прошло более двух месяцев после этого разговора с бывшим партизаном. Как-то, просматривая исторические данные по Любохонскому чугунно-литейному заводу, я обратил внимание на показатели работы завода в предвоенные годы. Завод из года в год рос. В предвоенные годы его коллектив освоил выпуск чугунных смывных бачков «Эврика».
В 1939-41 годах на заводе резко возросла производительность труда, росло число рабочих, увеличивалась заработная плата. Завод перевыполнял плановые задания. Но это всё было нарушено вероломным фашистским нападением. Завод перешёл на военное положение. Привезены были винтовки и боеприпасы. Предприятие охраняли рабочие и служащие. Когда немецко-фашистские орды приближались к Брянску, большинство мужчин было мобилизовано в ряды Красной армии, а невоеннообязанные ушли в партизанские отряды.
Директор завода П. П. Шадский организовал отправку эшелонов с оборудованием в тыл страны. Отправлены были все материальные ценности, а также семьи рабочих и служащих. Он сам возглавил партизанский отряд в округе Любохны, вместе с ним были рабочие и служащие завода.
Вспомнились мне опять слона Михаила Никитича:
— Хороший был человек Жаль, погиб рано. А надо о нём говорить. У меня появилось неудержимое желание узнать больше о Шадском, узнать в первую очередь не от близких и родственников, а от людей, которые рядом с ним трудились на заводе, были в партизанском отряде.
Вскоре такой случай представился. За окном тридцатиградусный январский мороз. Мы сидим в просторном зале дома бывшего партизана Митрофана Ефимовича Королева. Трещат дрова в горящей печке. Хозяйка то и дело подбрасывает в печь поленца. Митрофан Ефимович курит «Север», глубоко затягиваясь дымом. И как только выкуривает одну папиросу, сразу начинает другую, за ней третью. Прошу Митрофана Ефимовича поделиться своими воспоминаниями о Шадском.
- О Петре Петровиче?! Как же его не помнить? Умный был. Партийный секретарь вначале, потом директор, а затем и отряд партизанский возглавил. Хороший человек и по партийной, и по заводской работе. Скажу прямо, — продолжил он, умел и поговорить с людьми, умел и руководить. Короче, знал свое дело везде.
- Почему же он не эвакуировался с заводом?
- Э-э, затягиваясь очередной папироской, продолжил Митрофан Ефимович. — Не такой он был человек. Ему предлагали и настаивали свыше, да он ответил: «Чем больше людей в тылу врага повернёт оружие против фашистов, тем меньше придется им топтать своими грязными сапогами нашу землю».
- Так он же мог уйти на фронт?
- Нет. С лёгкими у него было не все в порядке. Поэтому на фронт его и не брали. Вот он и решил бороться в тылу врага. Ещё немец далеко был от Брянска, а он уже формировал партизанский. отряд. Помню, вызвал меня и говорит «Ну, дорогой Митрофан Ефимович, я белобилетчик, и ты белобилетчик, а посему здесь будем бить немца», и предложил мне поехать на курсы подрывников в Белые Берега. И ещё шесть человек подобрал из любохонских. У меня язва желудка была, поэтому на фронт не брали. Вот и дал я согласие, потому что верил своему бывшему секретарю. А в партии я как-никак с 1931 года. Когда возвратился, видел, как Петр Петрович хлопочет, мобилизуя рабочих завода на рытьё противотанковых рвов возле Десны. Немец тогда рвался к Брянску. Рабочих подвозили на заводских машинах. Было у нас в то время три или четыре полуторки. Петр Петрович доставлял на место работы продукты: масло, крупу, хлеб. Очень беспокоился, чтобы все были сыты, а сам одновременно организовывал в Любохне истребительный батальон. В Мальцевской даче выбрал места для будущих стоянок отряда, завозил в лес продукты и боеприпасы. Когда немцы заняли район, отобранные Петром Петровичем люди ушли с ним лес. Ушёл и я. В отряд первое время стекалось много военных из окруженцев, мы их переправляли через линию фронта. Устраивали засады фашистам.
Однажды позвал меня Петр Петрович и попросил пробраться в Любохну и починить ему валенки, да и другим партизанам. Холода надвигались. А у меня в Любохне был знакомый сапожник. Ну, я и пошёл.
В это время он с группой партизан устроили засаду на большаке Березино-Бердовка, заминировали дорогу. Машина с фашистами и подорвалась на мине. Оставшихся в живых немцев расстреляли из автоматов. Бросились к горящей машине, но не увидели, что за ней шла немецкая танкетка и другие машины. Из танкетки немцы прямым огнем обстреляли партизан. Пятеро наших пало на большаке. Очередь сразила и Петра Петровича. Когда бой кончился, партизаны забрали трупы товарищей, увезли и захоронили у небольшого селения Ясная поляна, что в Калужской области.
- Когда же перенесли его останки на кладбище, в братскую могилу?
- Не один раз, три раза его перезахоранивали. Когда освобождена была Любохна, останки перезахоронили недалеко от проходной завода, у заводской стены. И каждый проходящий всегда останавливался у могилы, добрым словом вспоминал хорошего человека. Когда завод расширялся, перенесли останки на поселковое кладбище в братскую могилу. А в 1968 году по решению дирекции завода и поселкового Совета возвели монумент, а рядом в братских могилах перезахоронили тех, кто погиб за народное дело. Это было уже третье перезахоронение Петра Петровича.
Он немного помолчал и продолжил. Окончилась пачка папирос. Митрофан Ефимович достал другую и опять дымит, дымит.
- Вот и дымлю, не переставая, а это всё война сказывается. Многое пришлось пережить. Был и в отряде Бернта. Он в Бежице живёт. Хорошо знает меня, а потом в отряде Чукова Даниила Яковлевича, в конце концов попал в бригаду Орлова. Был у него связным.
Немного помолчав, затянувшись, в который раз за вечер папиросой, он продолжал:
- Всякое пришлось увидеть и пережить. Вызывает меня Орлов, вру шет пакет. Нужно его срочно доставить в соседний партизанский отряд. Все местные дороги и тропы я хорошо знал. И пошёл выполнять задание. Хлынул дождь, да заливной. Темнота — глаза выколи. Трудно было идти, порою приходилось ползти, нащупывая руками дорогу. Ну и опоздал. Задание выполнил, но с опозданием на полтора часа. Явился в отряд. Командир говорит: «Расстреливать нужно за опоздание с выполнением задания». Это грозило срывом очередной операции отряда. Но, к счастью, всё обошлось благополучно. Ушли тогда от преследования врага. Позже у меня открылась язва желудка, поэтому вместе с ранеными меня отправили на «Большую землю». После госпиталя принял меня майор в штабе партизанского движения. Выслушал и говорит: «Полагается вам отпуск два месяца, Митрофан Ефимович. За сделанное — спасибо!» А куда мне в отпуск ехать? На Брянщине ещё немцы хозяйничали. И пошёл я на фронт, дошёл с войсками до Брянской земли, и опять заболел. Вот и до края родного рукой подать. Но не спешил я туда, знал, что дома партизанские жгли, а жену мою ещё при мне, когда я был в партизанах, вместе с шестью детьми угнали в концлагеря. Оттула кто возвращается? — думал я тогда. И вновь обострилась язва. Направили меня на Волгу, в город Саратов. Там и подлечили. Там я стал работать в литейном цехе на одном из заводов. Когда освободили Брянщину, Саратовский обком партии командировал меня на восстановление Дятьковского района. И сейчас эта командировка хранится.
Он просит дочь найти её. Дочь достаёт коробочку, где хранятся медали, удостоверения к ним и другие документы. Показывает мне удостоверение той далёкой партийной командировки.
- Приехал в Любохну. Встретился с семьей. Одна только младшая дочка умерла oт голода в концлагере. Даниил Яковлевич Чуков возглавлял тогда восстановление завода. Мне он предложил возглавить литейный цех. Грамотность у меня малая, но некому было, вот и стал я начальником цеха. Трудное время было, а завод восстанавливали.
Bот моя и жизнь. Не совершил я никакого геройства, а чем мог, тем и помог армии и народу. Сейчас на отдыхе, на пенсии. За труд мой малый государство наградило меня пятью медалями.
«Вот он, труженик и невоеннообязанный воин, потомственный чугунолитейщик и старый коммунист», — подумал я. Вслушиваясь в его слова, как живого представил себе неизвестного мне бывшего директора завода Петра Петровича Шадского и подумал ешё раз: «Мог он видеть людей, мог находить себе честных помощников, тружеников, вот почему у него и дела всегда спорились, вот почему и память людская ему вечна».