"Если у меня не будет рук - буду идти вперед и грызть врага зубами. Не будет ног - стану ползти и душить его. Не будет глаз - заставлю вести себя. Пока враг в России - с фронта не уйду..."

Эти слова-клятва нашего земляка, дважды Героя Советского Союза А.А. Головачева. Они восхищают и заставляют задуматься о крепости духа, огромном патриотизме легендарного комбрига. И представляешь человека-скалу, монолит, требовательного, даже жесткого, волевого, для которого всё человеческое чуждо. У людей этой породы одна цель - быть впереди, победить.

Дорогие читатели, прочитайте эти письма нашего героя-земляка. Вы узнаете совершенно другого Головачева. Необыкновенно нежного отца, сына, мужа и брата. Редакция газеты очень благодарна автору Н.Г. Бобылеву за подготовку этой публикации.

Война свела в одно место - г. Свердловск - мать героя Федосью Осиповну, сестер Варвару и Марию, туда же после эвакуации прибыли жена Нина Михайловна со старшим сыном Володей и народившимся после ухода на фронт отца маленьким Юрой, которого отцу уже не суждено было увидеть.

Приведу строки из письма А.А. Головачева жене в Свердловск, обращенные к сыну Юре. Письма его всегда остроумны, не лишены юмора.

"...Здравствуй, Нина! Волчонок, здравствуй, маленький карапузец, здравствуй. Ну, давайте я всех вас поцелую, с кого же начнем? Ну, карапузенца, я еще ни разу не целовал, значит, с него и начнем. Ух, какой ты серьезный. А губенки какие и носишко кулносый. Ну давай, давай скорее эти губёшки, носишко давай и щечки, и пальчики, а пальчиков на карточке не видно, но они, наверное, хорошие- хорошие.

Иди, мой маленький, ко мне, иди, дай я тебя хоть немножко подержу. Вот так, а теперь подожди немножко, а то Волчонок уже рассердился, ишь какой вид у него серьезный, как на карточке. Ну иди ко мне, Орленок. Сначала поцелуемся, а теперь расскажи, как это ты дерешься? Здорово дерешься? Ах ты, драчун этакий, наверное, уже ругаться научился и маму не слушаешь, да?
Нельзя, Волчонок, надо слушаться, а то, как приеду, так маленький массаж сделаю. Приеду, привезу тебе настоящий велосипед, ружье. А я, Волчонок, скоро приеду. Теперь подожди, дай мы с мамой Ниной поцелуемся.

Давай, Нинусь, поцелуемся. Давно мы с тобой не виделись, дорогая..."

А вот строки, адресованные матери.
"Здравствуй, мама! Не писал долго, ей богу, некогда. Был в отлучке, вернулся, а от вас куча писем. Милая, у меня очень мало свободного времени, даже не хватает на письма, но я всегда помню о моей старушке-маме.

Я знаю, мама, тебе трудно, обидно, что не нахожу минуток для письма, но ведь, родная, - война. Прогоним немца, тогда и заживем. А сейчас я бью врагов ради вас, за вас.
Мама, я теперь имею пять орденов. Мои ордена, мама, - это твои ордена. Когда приеду, отдам их все тебе, и мою маленькую старушку-маму проведу по улице города в орденах. Целую, Александр ".

После ранения и выхода из окружения он писал домой:
"Истекая кровью, с разбитой головой, теряя сознание, захлебываясь в грязи, я полз. С осколком мины в ноге прошел от Харькова до Брянска. Холодало. Пошел снег. Раскапывал его, отыскивая травы, коренья и ел. Наконец, добрался до нашего дома.

В Любохне скрывался у Симкиной Насти, Головешкиных, Чуковых, Душиных, теперь снова воюю. Я был очень рад, что вы ушли из дома, из Любохны. С любовью, целую, ваш Александр".

Брат Николай воевал вместе с Александром. Был у него личным шофером. После гибели Николая Александр писал сестре Марии:
"Я долго не писал, не мог. После ранения повоевал дней пять и опять садануло. Про меня говорят, что вот, черт, весь изранен, а всё жив. В тыл не поеду. Пока видят глаза, пока есть хоть капля крови, буду бить врага. Мне есть за что бить, а чем бить - дадите вы.

Ты говоришь, что я не осторожен. А разве сотни тысяч погибли по неосторожности? Нет. Война не на жизнь, а на смерть. Победят они - будет не жизнь, а хуже смерти. Война не щадит никого - ни молодых, ни стариков. Возможно, и меня ожидает смерть. Она уже много раз, вернее, почти два с половиной года чуть ли не каждый день поджидает меня. Но я люблю жизнь - не люблю смерть, поэтому, наверное, и жив. А если умру, что ж, я уже с лихвой оплатил за свою смерть и за смерть Сергея, и за смерть Николая. Кроме того, у меня два сына, они отомстят еще за меня.

Как умер Николай? Честно умер. О нем знают не только в бригаде. Ранены мы были оба - я в голову, ногу и руку, а он в живот, ранение пулевое. Ранены были под Карачевом. Жаль мне Николая, может быть, больше, чем вам. Мне он был не только брат, но и боевой товарищ, мы делили с ним и радость побед, и горечь поражений, а в минуты досуга и детство вспоминали. Умер он на моих руках. Но закон войны неумолим, нужно смириться ".

А вот текст письма сестре Варваре Алексеевне.
"...Здравствуй, старушка! Наверное, уже седеешь? А я почти седой. Нас сопровождает музыка не фанфарная, а пулеметно-артиллерийская, но под нее писать веселее.

Ковырнули меня малость фрицы, но я отремонтировался, ремонт как будто прошел удачно. По крайне мере приемщики признали годным к дальнейшему употреблению. Оно иначе и быть не может, фрицам должок надо отдать.

Вот я им сейчас и отдаю. Не одну сотенку отправил к геру Бисмарку с отчетом, а теперь, думаю, не одну сотенку послать за консультацией к Фридриху Великому. Они, конечно, тоже на меня зубы имеют и, по всей вероятности, спешат отправиться с докладом к Александру Невскому или к Суворову. Но, думаю, мне перед ними краснеть не придется - доложить есть о чем.

Пока, старушка, давай нажимать там на все педали, наши потребности, ой, как велики, а, получив всё необходимое от вас, мы уже здесь не подкачаем. Сашка".

Перед последним боем,незадолго до гибели А.А.Головачев писал:
"Мама! нахожусь в дороге на Берлин.
Маруся, смотри, где будет Конев и Рыбалко. Мы пошли, это будет больше, чем Будапешт.
Варя! Пошел на последнее! Целую, Сашка".

Н. БОБЫЛЕВ,
внештатный корр,
пос. Любохна.